Детство и юность
Родилась будущая звезда голубого экрана в Краснодарском крае, 15 марта 1927 года. О ее семье и первых годах жизни ничего неизвестно. Юные годы Анны прошли в сложной военной обстановке. Однако даже война и разруха не помешали ей успешно закончить школу и готовиться к поступлению в училище. Уже тогда маленькая Аня знала, что больше всего на свете хочет стать артисткой. Когда пришло время выбирать место учебы, ее выбор пал на театральное училище. В год окончания Великой Отечественной войны, 1945-й, Шилова закончила и свою учебу, получив долгожданный диплом. Вместе с этими событиями принимает решение переехать в Москву. Ведь мечта о славе и призвание по-прежнему не давали ей покоя.
Начало карьеры в столице
После переезда в Москву Анна Шилова решила во что бы ни стало стать актрисой. И судьба улыбнулась ей, когда она была принята в труппу Театра-студии киноактера. Послевоенные годы были невероятно сложны для всех жителей нашей страны. Продолжающийся некоторое время голод, болезни, полнейшая разруха и отсутствие какого-либо досуга спровоцировали создание такого театра. В нем актеры могли на время забыться от той реальности, которая оставалась за стенами театра. А публика, приходившая на постановки самодеятельности, была благодарна за те положительные эмоции, которые она получала от увиденного. Анна Шилова проработала в студии до 1956 года.
Карьера
В Москве Анна начала работать в Театре-студии киноактера. Он был создан в военные годы для того, чтобы обеспечить занятость профессиональным артистам. В театре Шилова проработала до 1956 года.
Работая в театре-студии, Анна иногда снималась в кино. Ее приглашали играть небольшие роли в картинах:
- «Новый дом»;
- «На подмостках сцены»;
- «В нашем городе».
В фильме «На подмостках сцены» Шилову даже не указали в титрах. Анна Николаевна мечтала о громких ролях, но этому не суждено было сбыться. В 20 лет актрисе поставили страшный диагноз. У нее обнаружили туберкулез позвоночника. Это было последствием трудного детства. Шиловой запретили работать и дали инвалидность, но она не сдавалась. Анна Николаевна продолжала свою профессиональную деятельность и лечилась. О серьезных ролях в кино пришлось забыть, но после того, как она отказалась от карьеры, ей все еще поступали предложения принять участие в нескольких фильмах. Игру Шиловой можно увидеть в картинах:
- «Из Нью-Йорка в Ясную Поляну»;
- «Октябрь»;
- «В первый час»;
- «Самая высокая».
Большинство ролей были эпизодическими и Анна не добилась успеха в качестве актрисы кино. В 1956 году в ее жизни произошли кардинальные перемены. Она решила попробовать себя на телевидении. В студии «Останкино» проводили отбор дикторов и Шилова успешно прошла все пробы. Конкурс был серьезный. На 1 место претендовали около 500 человек. Когда Анна узнала, что ее зачислили в штат «Останкино», она очень обрадовалась. Работу в театре, съемки в кино она бросила окончательно и без сожаления.
В начале телевизионной карьеры Анна Шилова вела информационные и спортивные передачи. Она также озвучивала некоторые программы. В «Кинопанораме» за кадром звучал ее голос.
В начале 70-х годов прошлого столетия Анна начала вести программу «Голубой огонек». После этого она стала еще более популярной. Зрители полюбили ее за профессионализм, открытость. Шилова вела передачи так, что смотреть их было интересно всем, независимо от возраста. У Анны был собственный стиль и отличное чувство юмора. Внешний вид ее для многих советских женщин был эталоном элегантности и красоты. Ей восхищались и даже завидовали, стремились быть похожей на нее. Ее манера держаться на людях, вести разговор вызывали восторг.
С 1971 по 1975 годы Шилова была ведущей передачи «Голубой огонек» в паре с Игорем Кирилловым. Ведущих в те времена было не очень много и Анна Николаевна вместе с некоторыми другими коллегами стали символами советского телевидения. Анна Шилова проработала на телевидении более 40 лет. Ей было присвоено звание Заслуженной артистки РСФСР и вручена медаль «За трудовую доблесть».
Работа в кино
Несмотря на работу в театре и постоянные репетиции, Шилова не теряла времени и не отказывалась и от ролей в кино. Конечно, это были лишь маленькие эпизодические роли. Но Анна думала, что именно они приведут ее к большим и ярким главным ролям. Однако первые ее появления на экране в фильмах «Новый дом» и «На подмостках сцены» не принесли ей особой радости. Ведь фамилию Шиловой просто забыли внести в титры. Этот неприятный момент — не редкость для актеров.
Чуть позже она снимется еще в нескольких малопопулярных картинах. Спустя некоторое время, поняв, что кинославы ей не видать, она оставит мечту о кино. Ведь довольствоваться маленькими ролями всю жизнь ей совсем не хотелось.
Диктор советского телевидения и заслуженное признание
В 1956 году, после почти десяти лет работы в театре, в судьбе Анны Шиловой произошло еще одно событие. В том году известная телестудия «Останкино» проводила конкурс на место диктора советского ТВ. Желающих оказалось даже больше, чем ожидало руководство, 500 человек на одно лишь место. И Анна, решив попытать удачу, отправилась на конкурс. После прослушивания ее оповестили о том, что она зачислена в штаб центрального телевидения. Радости Анны не было предела, и она, оставив театр, приступила к новой работе диктором.
Буквально через пару месяцев ей было доверено впервые появиться на экране. Зрители мгновенно полюбили «Анечку» и причислили, как и других дикторов СССР, к небожителям!
LiveInternetLiveInternet
Цитата сообщения ilyaevteev
Прочитать целикомВ свой цитатник или сообщество! ЧТОБЫ ПОМНИЛИ АННА ШИЛОВА( АНЕЧКА. ТАК ЗВАЛИ ЕЁ ЗРИТЕЛИ) — Вот ведь Аня 40 лет была звездой, — задумчиво сказала какая-то невысокая телеветеранша. — И всегда говорила: «Чего нам делить-то в дикторском отделе! Все равно придется хоронить друг друга…» Как она оказалась права… «Это был удивительный человек — и по отношению к своим товарищам, и по отношению к своей профессии. Она чрезвычайно трепетно относилась к своей работе, очень волновалась перед каждым выходом, и мне приходилось прибегать к успокоительным средствам: отвлекать или смешить ее. Однако как только мы выходили на сцену или в эфир, Анна преображалась и становилась действительно звездой экрана», — заметил И. Кириллов. АВТОР СТАТЬИ ВАЛЕРИЙ КИЧИН, ИЗВЕСТИЯ, 9 декабря 2001 В конце недели не стало Анечки. Потребителям телевидения многоликого и безликого уже трудно понять, чем было имя Анны Шиловой в 50-60-х. Оно было паролем, кличем: «Мы одной крови — ты и я!», знаком принадлежности к некоей огромной семье, объединенной одним идеалом и одной любовью. Предмет этой любви — Диктор. Уходит в прошлое эпоха знаменитых дикторов Любовь к диктору отличалась от любви к кинозвезде: звезда далеко — диктор свой. «Сегодня кто — Валечка или Анечка?» — спрашивали друг друга соседи по коммунальной квартире, лестничной площадке или деревенской улице. Анечкой была Анна Шилова, Валечкой — Валентина Леонтьева, такая же спокойная, приветливая и всем родная. Видеть их каждый день было так же важно, как видеть мать или жену — их присутствие в доме говорило, что все хорошо. Где-то гремят войны, стачки и пожары, а у нас все хорошо — на экране лучисто улыбается Анечка. Она просто читала программу передач — и люди усаживались, чтобы это смотреть. Она людей возле себя собирала. Теперь мы умные и знаем, что диктор был не более чем государственной функцией. Игорь Кириллов олицетворял государство как мудрую силу — был строг, но справедлив, сдержан, но сердечен, наполненно читал партийные постановления и с юмором об этом вспоминает — см. фильм «Зависть богов», где он снялся с Анной Шатиловой (последние из телезвезд, обладающих самоиронией). Он был лицом официальным, установочным, циркулярным. Анечка, как и Валечка, воплощала лирическое начало — государственную любовь. Ее появление означало, что после трудового дня можно вспомнить, как много вокруг замечательного и как хороши у нас женщины. Ею в стране гордились, как в семье гордятся красавицей дочкой. Она страну объединяла. Пока ТВ не научилось покрывать большие расстояния и в каждом большом городе были свои эфирные островки — были там и свои Анечки. Почему их так любили? За уважительность. Они обращались лично ко мне так, что я рос в собственных глазах. Не снисходили, не поучали, не старались понравиться — в них было достоинство знания, они знанием делились, и всем нравилось рядом с ними становиться умнее. Это тяга к достоинству объединяла и академика, и тракториста. Занятно, что такую же интонацию большой семьи и принципиального равенства ее членов хранят на западных каналах как одну из основ эффективного телевидения, но ее позорно растеряли у нас. И Анечка и Валечка всего лишь озвучивали литованный текст. Они не могли сказать «Добрый вечер!», если в дикторской папке с пятью подписями значилось «Здравствуйте!». Но им верили. В них чувствовались личностная основательность и ясная, органичная система моральных ценностей, которые позволяли им быть искренними. Они были тем идеалом, который существовал в книжных и газетных текстах, но вот, оказалось, встретился в жизни. Этот идеал на экране был восхитительно живым, он был рядом, ему подражали. Скажут: только наивный зритель, воспринимавший дальновидение как чудо, мог купиться на обаяние олицетворенного нравственного тезиса. Возражу: покупаемся же мы на обаяние тезиса безнравственного! Есть два вектора человеческого пути: вверх или вниз, а третьего не дано. Анечка и Валечка потому и вселяли чувство надежности, что не стеснялись говорить о добре, причем «от всей души». И все же это, конечно, была превосходно воплощенная госфункция. Это был глас государев и его разные лики: государство-отец, государство-сестра, государство — учитель и защитник. Когда мы вспомнили о том, что человек первичней и потому ценнее государства, исчезла нужда в дикторах. Вместо них уйма ведущих, и по идее на нас должна обрушиться уйма личностей и мнений. Но явились только имиджи, ни словечка в простоте. Есть верховный судия Киселев и совесть нации Караулов, есть желчность Доренко и карандашик Осокина, все кого-то озвучивают и во что-то играют. Вот Екатерина Андреева спешит с папочкой, чтобы плюхнуться на стул точно с последним аккордом вступительной музыки — почти цирковой номер. Вот Татьяна Миткова сидит в образе деловой эмансипе, чтоб в финале сразить улыбкой и растаять. Вот Парфенов в роли провинциального пижона, методически покоряющего пространство и время. Вот Комиссаров как уксусная эссенция пошлости. Мы знаем, когда подмигнет «слабое звено» и где скажут «суровую правду». Зрителя завалило игровым мусором, а чувство реальности так и не пришло. Зато пришло чувство, невозможное при Анечке, — раздражение мельтешней, неумной, но амбициозной. И тем минимумом, какой требуется от телеперсонажа, чтобы стать над миром и обществом. Всеми любимая Анечка и умерла, как умирает у нас большинство, — в крошечной, стандартно обставленной квартире, не оставив ни машин, ни дач, ни богатств. Правда, она оставила ощущение ушедшей эпохи, символом которой была, ощущение чистоты, цельности и красоты, какие бывают в счастливой грезе. Но какой безумец в наступившем веке признает это сколько-нибудь конвертируемой валютой!
Анна Николаевна родилась 15 марта 1927 года в Новороссийске, как шутила её мама, «прямо в лодке». После войны переехала в Москву, работала в Театре-студии киноактёра, немного снималась в кино.Анна Шилова приехала в Москву в 45 году после окончания Пермского театрального училища. Она вышла замуж за студента ВГИКа Юниора Шилова, у них должен был родиться ребенок. Во время обследования ей поставили страшный диагноз, туберкулез позвоночника. Последствия военного детства. В 20 лет ей дали инвалидность, на актерской карьере можно было ставить крест. Она сумела преодолеть болезнь. Пройдя конкурс 500 человек на место, Анна Шилова стала диктором на только что появившемся втором канале. А в 1956 году, пройдя конкурс телеведущих, стала работать на телевидении. И спустя два месяца уже вела информационные, музыкальные, детские, спортивные передачи. Её голос звучал за кадром в «Кинопанораме» и многих других программах. Чуть позже она стала первой ведущей знаменитых «Голубых огоньков», вела финальные телевизионные вечера песни. Особенно запомнился ее дикторский дуэт с Игорем Кирилловым… Зрительская любовь к Анне Шиловой была сравнима только с любовью к легендарному Штирлицу — Вячеславу Тихонову. Миллионы людей, как свою, называли её Анечкой. Вскоре после начала перестройки Анна Николаевна Шилова ушла на пенсию. А на вопрос «Почему?» ответила: «Помните, у Окуджавы: «Не мучьтесь понапрасну — всему своя пора»? Вот и моя пора пришла. Посмотрела на себя со стороны. Седая? Ерунда — возраст есть возраст, а вот грусть в глазах… Нет, пусть помнят меня, если помнят, беспечальной, улыбающейся».
Анна Шилова – одна из первых женщин-дикторов Центрального телевидения. Ее главная передача – это «Голубой огонек». Дуэт Анна Шилова-Игорь Кирилов помнят до сих пор. Вся страна считала их мужем и женой. В то время никто ничего не знал о личной жизни телевизионных звезд. Ушла из жизни утром 7 декабря 2001 года в московской больнице от рака. Около часа дня к траурному залу Троекуровского кладбища тихо подъехал красный «Икарус». Было холодно. Пожилые люди, аккуратно спускавшиеся по ступенькам, зябко поднимали воротники и усиленно натягивали шапки на покрасневшие уши. Так скромно, без всякой помпы, появилась на погребении элита советского ТВ: Игорь Кириллов, Аза Лихитченко, Виктор Балашов, Вера Шебеко, Анна Шатилова… Про этих людей нельзя сказать, что они работали на телевидении. Они его делали. До них телеэфира просто не существовало. Перед церемонией прощания все прибывшие разместились в вестибюле, перед громадными тяжелыми дверями. — Игорек, ты целлофан-то сними, цветы без него класть надо! — негромко посоветовала Шатилова Игорю Кириллову. Тот, кивнув головой, поспешно стал «раздевать» букет белых хризантем. — Игорь Леонидович, а почему Анна Николаевна до самой смерти жила в очень маленькой квартире? — спросил я у близкого друга и постоянного соведущего Шиловой по «Голубым огонькам». — Да она могла получить любую жилплощадь! — устало ответил Кириллов, перекладывая цветы в другую руку и доставая валидол. — Просто она была очень скромным человеком. И довольствовалась той квартирой, которую ей выделил когда-то Госкомитет по телерадиовещанию. Она там последнее время с сыном жила… Рядом беседовали Вера Шебеко и Анатолий Лысенко, экс-руководитель легендарного «Взгляда». — Где ты сейчас работаешь, Толя? — Нигде — грустно ответствовал некогда могущественный телебосс. — Государственный советник первого класса в отставке. Врачи запрещают — сердечная аорта шалит. Пригласили в зал. Увидев дорогой красивый гроб, старушки-дикторши зашептались: — Ну, слава богу, хоть похоронят ее по-человечески. — Игорек-то Кириллов — молодец! Он всегда ей помогал и сейчас все подготовил… — Отмучилась сердешная! Она ведь перед смертью шейку бедра сломала, оступилась, а то еще бы пожила… Представитель ОРТ смущенно извинился за то, что народу приехало не так много: — Сами понимаете: у кого — здоровье, у кого — эфир… У гроба почти все вспоминали потрясающие голубые глаза диктора Шиловой, кто-то читал стихи, многие клали земные поклоны.
ilyaevteev
Работа на телевидении
Анна Шилова быстро влилась в коллектив и стала вести программы. В начале карьеры она была телеведущей информационных и спортивных программ. А позже, в начале 70-х, вела популярнейшее музыкально-развлекательное телешоу «Голубой огонек».
В 1971-1975 годах работала в не менее любимой зрителями программе «Песня года». Вместе с ней зачастую вторым соведущим назначали диктора Игоря Кириллова. Нужно отметить, что в то время, 60-70-е годы, советский зритель знал около 10 ведущих. В это число входили Игорь и Анна. Их дуэт был настолько гармоничен в кадре, что многим телезрителям казалось, что перед ними семейная пара. Но это было не так. Соведущих связывали лишь дружеские отношения.
Внешний вид диктора телевидения Анны Шиловой был абсолютно совершенен и считался образцом для подражания. Советская красота и умение вести себя на людях позволили ей добиться большого успеха. Женщины СССР стремились во всем быть похожими на свою любимую Анну.
Работа приносила Шиловой огромное моральное удовольствие. Чувство востребованности и любовь зрителей были нужны ей как воздух. За свою 40-летнюю карьеру на голубом экране она сделала очень многое. А за свои заслуги Анна была награждена званием Заслуженной артистки РСФСР.
«Голубой огонек»
В 1959 году в эфир впервые вышла передача «Наш клуб» с ведущими Игорем Кирилловым и Анной Шиловой. В программу приходили выдающиеся деятели искусств и разговаривали с дикторами о самых интересных событиях культурной жизни. Через некоторое время программа претерпела изменения и стала выходить в еженедельном формате под названием «Телевизионное кафе». Сюда приглашали людей из разных сфер, которые говорили о своих достижениях, все это перемежалось музыкальными номерами. Ведущими проекта по-прежнему остались Анна Шилова и Игорь Кириллов.
Позже, в 1962 году, эта программа трансформировалась в знаменитый «Голубой огонек» с теми же ведущими. Передача выходила более 20 лет, она стала символом праздничных застолий советского времени, а Шилова и Кириллов настолько воспринимались как дуэт, что все население страны было уверено: они супруги. В 1985 году «Голубой огонек» в старом виде исчезает с экранов. Но население категорически не желало терять такую программу, и она возрождается в немного другом виде и с другими ведущими. И сегодня продолжателем традиций «Голубого огонька» является передача теле «Субботний вечер».
Личная жизнь народной любимицы
О биографии и личной жизни Анны Шиловой известно немного. Однако не секрет, что будучи молодой девушкой, грезящей о большой славе, она вышла замуж. Ее избранником стал Юниор Шилов, который в то время был студентом театрального вуза. Пара стала жить вместе и скоро узнала о беременности Анны. Но радость скорого материнства опечалил плановый поход ко врачу. Анне вынесли страшный диагноз — туберкулез позвоночника. Но девушка не сломалась и, перенеся потерю ребенка, решила бороться с этим недугом. Всю сознательную жизнь Шилова не сдавалась и проходила лечение в клиниках. Анна считала, что мечта стать известной поможет ей справиться с болезнью. Так и вышло. На фото диктор Анна Шилова справа.
Единственный сын диктора, Алексей, родился через несколько лет после того, как был озвучен диагноз. О муже Юниоре неизвестно практически ничего. Говорят, что пара развелась через несколько лет после рождения мальчика.
Анна Шилова: `Он постоянно выгонял меня из дома`
| Ирина МАСТЫКИНА |
| обозреватель `Совершенно секретно` |
| На 50-летии знаменитого портретиста, 6 октября 1993 года |
Анна и Александр Шиловы были красивой парой. И никому даже в голову не приходило, что видимая гармония супругов держится исключительно усилиями жены. Если бы Анна ежедневно не подавляла себя, от ауры покоя и согласия, что окутывала их на людях, не осталось бы и следа…
Еще во времена их романа Анну предупреждали о сложном характере Александра: `Или принимай его таким как есть, или не связывай с ним жизнь`. Но в судьбах этих людей столько всего сплелось, что распутывай – не распутаешь… В конце концов Анна переехала к молодому художнику.
К тому времени они были знакомы уже десять лет. Еще в шестьдесят восьмом Шилов, даже не будучи студентом Суриковского института, приходил к ней в поликлинику на уколы. И так был потрясен красотой юной фельдшерицы, что безумно захотел написать ее портрет. Анна долго сопротивлялась: мол, не пристало ей, замужней женщине с четырехлетней дочкой, в квартиру к чужому мужчине ходить. Да и некогда было – успеть бы в свой станкоинструментальный институт на вечерние лекции.
Но так уж получилось, что и поликлиника, и дом Шилова, и институт Анны находились на одном пятачке. Молодые люди часто случайно встречались. И после долгих уговоров Александра она все же согласилась ему позировать. У них было всего три сеанса. Два прошли безупречно, на третий художник проявил к своей модели далеко не профессиональный интерес. Обнял ее, поцеловал… Анна вскочила как ошпаренная, бросилась из комнаты, и больше в своей коммуналке художник ее не видел…
А шесть лет спустя, в семьдесят четвертом, они неожиданно встретились в булочной. К тому времени Александр Шилов уже окончил Суриковский институт, женился, в семье подрастал сын. Но брак оказался неудачным, и теперь художник пытался разойтись с супругой и все начать заново. У Анны отношения с мужем тоже тогда осложнились, и она подумывала о разводе. Сама Судьба, казалось, толкнула этих двоих в объятия друг другу. И они противиться ее воле не стали.
Читайте также:
Шилов начал ухаживать за Анной. Написал ее новый портрет – за шесть лет она изменилась… Уговаривал окончательно порвать с мужем, обещал воспитывать ее дочь Элину. Но Анна интуитивно понимала: не тот он человек, чтобы, бросив собственного ребенка, взять в семью чужого. И медлила с решением.
И тогда, чтобы ускорить развязку, Александр не выпустил ее однажды вечером из своей новой квартиры, продержав там двое суток. Анна сходила с ума от беспокойства за домашних – Шилов даже вызывал ей `скорую помощь`. Те, естественно, разыскивали мать и жену по всем знакомым. Спас пленницу обычный больничный лист, который нужно было закрывать. Шилов не смог не отпустить Анну к врачу. Так она и оказалось на свободе…
Но муж больше не верил жене, превратив ее жизнь в тяжкое испытание… Анна в силу своего характера терпела. Почти год. А в семьдесят восьмом на выставке Шилова в ЦДРИ она предложила Александру жить вместе.
Опасаясь преследований мужа, Шилов некоторое время прятал Анну сначала у своей матери, потом на даче знакомых. В результате в том же, семьдесят восьмом она наконец развелась, сменив фамилию мужа – Данилина на девичью – Ялпах. На этом решительно настаивал Шилов, причины, правда, не объяснив. И начала Анна со старой-новой фамилией свою жизнь с Александром Шиловым в его двухкомнатной квартире на Октябрьской улице с чистого листа.
– Я уже ждала ребенка, а Саша все не предлагал мне зарегистрировать брак, – рассказывает Анна Юрьевна Шилова
. – Видимо, проверял… И поженились мы только 10 мая 1979 года – за полтора месяца до рождения Маши. Шилов очень хотел ребенка. Правда, мою дочь Элину теперь уже брать в нашу семью не собирался. Я думала, со временем это уладится само собой, он привыкнет к ней, и она будет жить с нами. Но Шилов говорил: `Я не общаюсь со своим сыном, и ты не должна общаться со своей дочерью`. Я возражала, объясняла, что ничего не имею против их встреч. Но Шилов был категорически против. В этом смысле я сделала все возможное и считаю: моя совесть чиста перед его сыном и перед Богом.
| Анна в начале семидесятых |
Однако с рождением Маши все сильно осложнилось. То ли муж боялся, что я стану уделять меньше времени малышке, то ли просто ревновал меня к старшей дочери… Запретил не только ездить к ней в гости, но и приглашать в его присутствии к себе, разговаривать по телефону. Даже в мои дни рождения Элина не могла приехать меня поздравить. Мы встречались украдкой.
Шилов вообще не любил, когда я надолго уходила из дома. Если даже работал в мастерской, то всегда звонил – проверял, где я. А если я вдруг задерживалась, например, в очереди, начинал разыскивать меня по соседям и родственникам. Не разрешалось мне приглашать никого и к нам в дом…
А когда Маша подросла, он уже ее стал допрашивать, кто к нам приходил. То есть учил предавать меня, потому что Элина иногда к нам заезжала в его отсутствие. Тогда-то я и подумала: хорошо, что она живет не с нами, Шилов бы и ей психику изломал. Она, конечно, вдали от меня и так переживала – плакала, постоянно просила взять к себе, но хоть не присутствовала при проявлении неуравновешенного характера своего отчима. Страшно представить, в кого бы она превратилась! И без того на нервной почве в больницу угодила с астеническим синдромом.
– Что, за двадцать один год брака с Шиловым Элина так при нем ни разу и не побывала у вас дома?
– В первый и последний раз, когда он позволил позвать дочь к нам в гости, был его юбилей – пятидесятилетие. Да и то это произошло под давлением Маши – они с Элиной к тому времени очень подружились. В первый день собирались друзья, во второй – родственники. Элина и пришла. В голове не укладывается, но тогда я единственный раз сфотографировалась с обеими дочками. Чувствовала себя такой счастливой!
– Неужели вы постоянно следовали всем этим диким запретам мужа и не осмеливались хотя бы изредка приглашать в гости подруг?
– Был однажды случай. Уже в конце нашей совместной жизни. Даже вспоминать неудобно… Пришли ко мне две знакомые – пообщаться, поддержать. Я собралась напоить их чаем – хлопотала на кухне, они смотрели альбомы мужа. И вдруг неожиданно в квартиру, словно тайфун, врывается Шилов и с криком: `Воровки! Пришли меня грабить!` – хватает в охапку одну за другой обеих женщин и выталкивает их на лестничную площадку. Обе мои приятельницы – пожилые люди, инвалиды второй группы. Одна из них ходит с палочкой и еле удержалась на ногах от такого сильного толчка. Иначе бы разбилась. Ну а после них он так же вышвырнул меня и захлопнул дверь. Мы стали просить вернуть одежду – март месяц все-таки на дворе! Он выкинул ее на лестницу, сумки моих знакомых при этом были выпотрошены прямо им под ноги…
– А к Маше подруги могли приходить?
– Если только девочки, да и то далеко не все. Он любил дочь какой-то необыкновенно ревностной любовью. О мальчиках речи вообще не шло. Если даже кто-то из них Маше просто звонил, доставалось и ему, и дочери, и мне. Неправильно, мол, воспитываю. Маша плакала, но объяснять отцу ничего не пыталась. Понимала, что бесполезно. На дни рождения Маши Шилов тоже не разрешал приглашать ребят. Из-за этого было много обид. Даже когда Маша за полгода до смерти захотела отметить свое шестнадцатилетие, отец позволил ей пригласить всего лишь одну подругу. Знаете, как мне тогда страшно стало! Отказать больной дочери, прошедшей через такие муки! Он необыкновенно деспотичный человек. И очень непредсказуемый.
– Он и Машу в том же духе воспитывал?
– С одной стороны, у него были правильные методы. Он прививал ей почет и уважение к взрослым. Например, учил не садиться за стол, не убедившись, что мама уже поела. Сам, кстати, был таким же. Но с другой стороны, у него случались и перегибы в воспитании. Физически дочь он никогда не наказывал. Но мог так стегануть словами, что лучше бы уж ударил…
– Вы под горячую руку часто попадали?
| Маше 7 лет, июнь 1986 года |
– Постоянно. Даже если я вела себя тише воды, ниже травы и все успевала по дому, он все равно мог к чему-нибудь придраться и спровоцировать скандал. Ему не нравилось, когда я очень грустная, не нравилось, когда очень веселая. Он мог долго орать на меня по этим поводам. Я понимаю, такое трудно представить! Однако все было именно так. Но что еще страшнее – он мог выгнать меня из дома из-за такой же мелочи!
Сколько нам с Машей пришлось скитаться по чужим углам! Из-за ерунды! Другой бы мужчина и внимания на это не обратил, а Шилов – наоборот. Вот, например, дала я Элине свою дубленку – сходить в театр с молодым человеком (тогда такие вещи редкостью были). Он узнал и после скандала выгнал меня из дома. Одну, конечно. Но он понимал, что я не уйду без Маши.
Я помню, в первый раз мое изгнание произошло, когда дочке шел третий годик. Он долго на меня орал и закончил скандал фразой, ставшей впоследствии сакраментальной: `Чтоб ноги твоей здесь больше не было!` А на дворе зима, мороз! Что делать? Я, надо сказать, никогда выходкам Шилова не противилась. Понимала: будет только хуже, да и Маша станет свидетелем неприятных сцен. Собирала необходимые вещи, укутывала Машулю и отправлялась с ней в Бескудниково – в крохотную однокомнатную квартирку Элины и моей мамы. После развода с первым мужем мы разменяли нашу трехкомнатную на две однокомнатные `хрущевки`. В одной прописали моего бывшего супруга с Элиной, во второй – меня с матерью. Но Элина жила не с отцом, а с моей мамой.
Представляете себе условия – жилищные и материальные? Комната – семнадцать квадратных метров, кухня – пять, коридор – один. Элина – школьница, мать – пенсионерка, я – безработная с крошечной дочерью… Я спала на одной кровати с мамой, Маша – с Элиной. На деньги, что Шилов высылал Маше, жили мы очень скромно.
– Неужели, зная ситуацию, Александр Максович не мог быть пощедрее?
– Выгнав, он даже не звонил, не приезжал… Жил, как будто ничего не изменилось. Однажды провел без нас почти все лето. Маша тогда уже окончила первый класс, и мы переехали на дачу. Жара, помню, стояла страшная. Шилов как-то себя неадекватно вел, и у меня из-за этого было плохое настроение. Но я по обыкновению не трогала его – не повышала голос, не делала замечаний. Переживала внутри себя, и все. Видимо, это отразилось на выражении моего лица. Так муж молча посадил нас с Машей в машину и отвез к Элине. Там, у нее, мы все лето и прожили.
– Но в результате он вас все-таки забирал домой?
– Всего лишь один раз, когда мы только переехали к подруге. В остальных же случаях инициатором примирения всегда была я. Ребенку же нужен был отец, свой угол, привычные вещи! Мы мешали маме с Элиной. Жили впроголодь… Я искала повод и звонила Шилову сама. Однажды сказала ему по телефону: `Ты утверждал, что любишь Машу. Как же ты собираешься жить без нее?` И вдруг услышала: `Живу без сына, проживу и без дочери!` За многие годы я его хорошо изучила. Он ни разу еще не признался в своей неправоте. Конечно, скучал без Маши, что-то там узнавал про нас через знакомых. Но первый шаг не делал никогда – это было для него недопустимо.
Когда мы возвращались с Машей домой, Шилов начинал, словно бы извиняясь, покупать нам какие-то вещи, портреты мои писать. Становился добрее. Хотя ко мне нежных чувств ни разу не проявлял. Я даже ласковых слов от него никогда не слышала. Не тот человек. Помню, как-то мы были в гостях у космонавта Севостьянова, стояли в сторонке, беседовали, и вдруг один гость говорит Шилову: `Сейчас произнесу тост за самую красивую женщину нашей компании – твою жену`. Саша сразу изменился в лице, отвел знакомого в сторону, и все мы услышали: `Ну разве женщинам можно подобные вещи говорить?`
– Мне рассказывали, он на вас и руку поднимал?
– Больно об этом говорить… У нас тогда в Сокольниках жила его мама – она только выписалась из больницы и после операции нуждалась в уходе. А моя мама, перенеся инсульт, лежала в своей квартире и тоже не могла обслуживать себя. Элина работала и училась, мама целыми днями оставалась одна. Некому ни покормить, ни лекарства подать… Но Шилов почему-то не верил в ее болезнь, думал, я езжу повидать Элину. Она для него всегда была камнем преткновения. Вот и устроил мне на этой почве скандал. Даже бросил в лицо блинчики с мясом, которые я приготовила ему в мастерскую. Естественно, прокричав, чтобы я убиралась из квартиры. Я так для него старалась, и мне так обидно стало! Собрала я вещи – Машины и кое-какие свои. Все подаренные им украшения тоже взяла и перевезла к маме. А потом вернулась за дочкой. Но на улице было уже темно, и я предупредила Шилова, что уйду утром.
Как я собирала вещи, он не видел. Ему, видимо, мать про украшения рассказала. Ну, это и спровоцировало очередной приступ агрессии. Утром Шилов отправил мать к себе домой (`Собирайся, ты меня задерживаешь!`), а потом приказал мне написать заявление в милицию о том, что я его обокрала. Я, естественно, отказалась. Тогда и произошел самый серьезный конфликт за все годы нашей совместной жизни. Я забрала Машу, и мы месяца два-три скитались по знакомым – своих стеснять не хотели. Мне до сих пор вспоминать об этом тяжело…
| Единственннное фото Анны Шиловой с дочерьми. Слева – Элина, справа – Маша, 1993 год |
– Что же вас удерживало рядом с Шиловым при таком его отношении к вам и вашим девочкам? – Знаете, как-то моя покойная тетя наблюдала одну из наших семейных сцен и сказала: `Я бы лучше на хлебе и воде сидела, но жить с таким человеком не стала`. А я любила его. И, несмотря на все сложности наших отношений, если бы понадобилось, жизнь за него отдала. Я ведь не злопамятная. Понимала – он талантливый, а все талантливые люди очень непросты в быту. Я знала, на что шла. Меня когда-то и мама его, и бабушка предупреждали насчет его характера. Просто порой обиды имеют свойство накапливаться, и мне казалось: все, больше с ним жить не могу. Один раз даже на развод подала. Но утром встала, закрутилась в делах, забылась, и все вроде вошло в свою колею. Я, в общем-то, по натуре человек инертный, не люблю перемен. Тогда я тоже, как всегда, все простила, и мы помирились. Порой мне кажется, что мы напоминаем со стороны кролика и удава. Таким загипнотизированным кроликом я и прожила с Шиловым двадцать один год.
– И хозяйкой дома никогда себя не чувствовали?
– Хозяйкой – точно нет… Я всегда была безропотной, бесправной. Чувствовала себя если не рабыней, то кем-то близкой к ней. Наша квартира в Романовом переулке занимала 271 квадратный метр – это восемь комнат. Домработниц у нас никогда не было. Я даже не просила, хотя плакала иногда от усталости. Мебель ведь вся антикварная – в завитушках, бронзе! Ее же нельзя просто так тряпочкой пройти. Приходилось пыль кисточкой смахивать, а потом поверхность полировать до блеска. А наши восемнадцать окон! Не то что все их вымыть, протереть пыль с подоконников утомишься! Остальные дела тоже были на мне одной, плюс еще собака. Я порой по тридцать рубашек гладила за раз. У плиты стояла часами, изобретая что-то новенькое и вкусненькое! Дух перевести было некогда. А про все наши банкеты даже вспоминать страшно. Он обычно много гостей собирал, и мне приходилось начинать делать какие-то кулинарные заготовки за неделю, а то и больше. Вот уж когда я роптала на судьбу! Так, как я трудилась, другая бы не смогла! Да и не стала бы. Все гости мужа удивлялись: неужели справиться с таким хозяйством под силу одной! Порядок у меня всегда был идеальный.
– И при всем том вы не имели права высказать мужу свое мнение!
– В самом начале нашей совместной жизни я еще пыталась это делать, но Шилов меня моментально осекал: `Хватит умничать`. Со временем я `умничать` и перестала. Спорить с ним тоже было нельзя. Как он считает, так и должно было быть. Постепенно я внутренне с этим смирилась. Я ведь человек ведомый. А когда научилась чувствовать его каждой клеточкой, очень хорошо подстраивалась под его настроение. Понимала, что сейчас можно говорить, а чего нельзя. Наши взгляды во многом сходились, хотя он со мной никогда не делился сокровенным. Был замкнутым, закрытым. Из него все нужно было вытягивать. Не думаю, что есть на свете человек, кому он мог хотя бы приоткрыть свою душу.
Только однажды Шилов поинтересовался у меня, где бы я хотела жить. У нас сначала была двухкомнатная квартира на Октябрьской улице, около ЦДСА. Меня она вполне устраивала. Но ему вскоре стала мала – мастерской-то тогда не было. И он получил трехкомнатную – в Сокольниках. Очень хорошую. Прожили там десять лет. Пришло время делать ремонт, а он не соглашается. `Мне легче квартиру поменять, чем ремонт сделать`, – говорит. Ну, эта тема так и повисла на какое-то время в воздухе. А потом мы в девяностом году ехали как-то на дачу мимо правительственного дома на улице Грановского, Шилов вдруг и спрашивает: `Тебе нравится этот дом?` `Роскошный!` – отвечаю. `Хотела бы ты здесь жить?` – `Да тут, наверное, занято все давно`.
А вскоре я узнала, что он умудрился найти женщину в этом доме, которая переезжала и освобождала свою четырехкомнатную квартиру. Но четыре комнаты его уже тоже не устраивали, так он нашел еще одну одинокую даму – вдову маршала, с восемью комнатами, и договорился с ней об обмене. Причем все это было оформлено за один день! Такой уж он масштабный человек – всегда добивается, чего хочет.
– Вы с Машей все так и были прописаны со своей мамой?
– Да. Шилов прописал нас к себе, только когда мы въехали в квартиру на Грановского, теперь это Романов переулок. После одиннадцати лет брака…
– Простите, Анна Юрьевна, а как вы думаете, кем вы для него прежде всего были – женой, домработницей или нянькой для Маши?
– Мне кажется, он тоже любил меня. Потому что это не тот человек, который станет себя в чем-то ущемлять или притеснять. Вокруг него всегда вилось много молоденьких девушек, он десять раз мог бы уйти. Но не ушел. Только смерть дочери изломала наши с ним жизни, развела. Если б не это горе, я думаю, мы так бы и жили вместе.
Его ведь с самого начала отговаривали на мне жениться. Но он сказал: `Даже если бы у Анны было двое детей, это ничего бы не изменило, потому что в ней есть все, что должно быть в женщине`. Я и верила – чувства у него ко мне были. С его-то гордыней жить со мной только из-за дочери? Он ведь точно так же мог бы остаться и с первой женой из-за сына. Но нет… А ведь она – художница, помогала бы ему в работе. Я – домохозяйка. Подчинила всю свою жизнь мужу. Чтоб приходил и отдыхал, чтоб все было накрахмалено, наглажено, начищено…
Да потом, Шилов бывал и заботливым. Поедет на рынок, накупит всего – еле тащит. Он по натуре добытчик. Считает, что если мужчина не в состоянии обеспечить семью, то он не имеет права жениться. Мне он после рождения Маши, например, запретил работать. Деньги на домашнее хозяйство выдавал каждый месяц. Но не больше, чем необходимо, – все боялся, что я Элине помогать стану. Ну я и завела специально для него тетрадку, куда вносила все свои расходы. Он редко туда заглядывал, но мой почин одобрил. Покупала я в основном, конечно, продукты. Вся забота о нашей с Машей одежде – лежала на нем. Я себе ни одной вещи за двадцать один год не купила. Даже за границей, куда мы ездили с его выставками. Так я к этому привыкла, что даже уже в голову не приходило у него что-то попросить. Только однажды, помню, мне безумно понравилась одна блузка в немецком магазине, и я изменила правилам. Но он мне отказал: `Это не твой стиль`. И купил на свой вкус в другом магазине.
В общем, мы с Машей никогда не носили того, что хотели. Только что он сам считал нужным. В том числе и украшения. Мне, например, все они были подарены к датам. Первые сережки с бриллиантами он преподнес мне в честь рождения дочери. Положил без всякой упаковки в коробку с конфетами и передал в роддом.
– То есть щедрым он все-таки бывал?
– Порывами. Особенно в последний год жизни Маши. Как он ее тогда баловал! Покупал много разной красивой одежды, дорогих украшений, норковую шубку… Она ни в чем отказа не знала.
– Анна Юрьевна, что же случилось с Машей и с каких пор?
– В восемьдесят четвертом году в Бескудникове – Шилов нас тогда в очередной раз выгнал из дома – с хлипкой этажерки на Машу упало тяжелое старинное зеркало. Попало прямо по левой руке, выше локтя, а долетев до пола, разбилось. Маша сильно плакала от боли, но потом все прошло. Мы забыли об инциденте. А через десять лет дочь вдруг снова начала жаловаться на сильную боль в левом плече. Ее обследовали в ЦКБ и поставили страшный диагноз: саркома плечевой кости. После этого мы попали в Онкологический центр на Каширке. Там диагноз подтвердили.
Шилов принялся с таким отчаянием и надеждой спасать Машу! Мы повезли ее на химиотерапию в Израиль. Но лечение не пошло на пользу, стало даже хуже. Пришлось везти дочь в одну из австрийских клиник. Там ей сделали две сложнейшие операции, провели еще один курс химиотерапии. Я ни на шаг не отходила от дочки, ночей не спала, извелась вся. Жуткие были месяцы! Уже в Москве прооперировали в третий раз. Маша все это так мужественно переносила! Но саркома – болезнь коварная. Спастись от нее практически невозможно…
– Шилов ведь в тот период многое сделал для дочери…
– Каких только врачей к ней не привозил, экстрасенсов разных – и Кашпировский у нас был, и Чумак, и Джуна, и один филиппинский хилер – из настоящих, старых, и колдун из Камеруна… Лечение в клиниках Израиля и Австрии – тоже его заслуга. И ночами у постели дежурил, когда Маше было совсем плохо! Перед самой своей смертью – дочь уже чувствовала, что умирает, – она попросила меня позвать отца. Он взял ее на руки и унес к себе в кабинет. Лишь на поминках я узнала, что Маша просила отца не оставлять меня. Он сам в этом признался. Даже уходя, дочка заботилась обо мне. Она знала о наших непростых отношениях и очень переживала…
– Хоть и говорят, что горе сближает, всегда получается почему-то наоборот…
– В нашем случае тоже. Шилов окружил Машу такой заботой, какой она не видела будучи здоровой. А от меня все больше отгораживался. Каждый из нас переживал боль отдельно. С болезни дочери началось наше разобщение. Я полностью была погружена в ее лечение, а он остался без внимания. Может, поэтому и поспешил завести себе подруг на стороне и заиметь от них потомство – Катю и Настю.
У него ведь музы всегда были, я знала. Как раз вот незадолго до болезни Маши мне пришлось пойти в его мастерскую – снять показания счетчика, он висел на лестничной площадке. Но, как назло, у меня не оказалось ручки. Пришлось звонить в дверь мастерской. Обычно я без предупреждения никогда не приезжала – всегда договаривалась по телефону. А тут такая ситуация, пришлось рискнуть. Он посмотрел на меня в глазок с той стороны двери и… не открыл. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем я снова услышала его приближающиеся шаги. Дверь открылась, в прихожей стояла одетая девушка. `Ну, натурщица`, – подумала я. Может, я бы и не обратила на нее никакого внимания, если бы не его странное поведение. Он нервничал, боялся смотреть мне в глаза, как-то судорожно искал ручку. Я никогда не видела его таким сконфуженным.
Он мог бы просто сказать, что у него идет сеанс, я сама никогда бы не вошла в мастерскую – даже если бы там лежала голая женщина. Он знал, насколько я деликатна в таких вопросах. Но, видимо, мой приход был настолько внезапным, что он не смог даже придумать, как поступить. Мне его жалко стало, честно говоря. И я ругала себя за то, что сделала все невпопад. Это был единственный раз, когда он так растерялся… Но я все равно никогда не устраивала ему сцен ревности, воспринимала его измены со смирением. Больно, конечно… Но я понимала, раз он – художник, ему необходимо вдохновение. Потрясло меня другое – за несколько дней до смерти дочери у одной из его муз родилась дочь.
– Элина мне рассказывала о непристойном поведении Шилова накануне похорон…
– Это было ужасно… Я попросила ее помочь с похоронами – купить для Маши белые туфельки, белье, свадебное платье у нас было… Так вот когда она принесла все это, вахтер в подъезде ее не пропустил. Сказал – приказ Шилова. Знаете, он и с похорон моей мамы ее прогнал. Как она тогда, бедняжка, рыдала!.. С похоронами Маши повторилось то же самое. Но Элина все равно пришла, несмотря на запрет Шилова. Я все боялась, что он что-нибудь выкинет по отношению к ней, слава богу, этого не случилось… Правда, когда мы все вернулись с Ваганьковского кладбища к нам в квартиру, он все-таки выгнал и Элину, и ее мужа с его матерью, которая мне очень помогала. Предварительно его спутники проверили все их сумки…
– Был ли Шилов поддержкой в вашей общей трагедии?
– Смерть Маши он не смог простить никому. Даже Богу. Ожесточился на весь мир. Я сама была в таком состоянии… Перестала есть, спать, слегла в больницу с тяжелейшей депрессией. Четыре месяца там пролежала. На меня даже таблетки не действовали! Потом попала в другой стационар, где мне удалили щитовидку… А он, оказывается, все это время активно занимался преумножением своего благосостояния.
Продал наш особняк в Барвихе. Я, конечно, тоже подписывала документы на продажу – жена все-таки. Но о своей доле даже не заикнулась, разводиться-то не собиралась. А потом он получил еще одну мастерскую – в прежней теперь жил. И быстренько перевел ее из нежилого фонда в жилой. А потом обменял на квартиру в 1-м Зачатьевском переулке. Мне, естественно, тоже по всем этим вопросам приходилось бегать по нотариусам…
– Когда же он попросил вас о расторжении брака?
– Да как только 30 ноября девяносто девятого я поставила свою последнюю подпись под необходимыми ему имущественными документами. Через несколько дней принес мне бланк из загса о разводе и предложил оформить договор ренты. Я проконсультировалась с юристом, поняла, что лишаюсь практически всего имущества за пожизненное содержание, и отказала Шилову, видимо, этим сломав его план. Пришлось ему подавать на развод в суд. Там нам дали месяц на примирение, а 18 апреля этого года развели. Без меня – я лежала в больнице в тяжелом состоянии.
– Вам присудили алименты?
– Вы, наверное, знаете, что написать портрет у Шилова стоит колоссальных денег. А сколько он их написал! Но суду предоставил справку о доходах, где значилась цифра 14 тысяч рублей! Исходя из этой суммы, мне и назначили алименты в размере 3,5 тысячи рублей. Четыре месяца после суда бывший муж мне не платил, потом отдал все сразу, а теперь вот опять три месяца задерживает алименты.
– Анна Юрьевна, а что это за история с украшениями, которые Шилов от вас так жаждал получить?
| Александр Шилов в своей мастерской, 1984 год |
– Очень грязная история. Она мне так здоровье подорвала! Еще в восемьдесят шестом году, когда Маша была маленькая, Шилов написал заявление в милицию, что я, якобы уйдя из дома, ограбила его: унесла с собой собственные украшения и носильные вещи `в целях личного обогащения`. Теперь все повторилось, но в более ужасной форме. В тот месяц, что нам дали на примирение, Шилов пришел к нам в Романов переулок и заявил, что делить имущество со мной не будет и я отсюда ржавого гвоздя не возьму. А потом стал требовать мои украшения, которые за двадцать один год совместной жизни сам же и подарил. Я отказалась. А когда он ушел, позвала коменданта нашего дома, соседку и при них составила опись всего этого `богатства`. А после передала его на оценку. Сумма оказалась не такой уж большой – 70 тысяч долларов, хотя бы по сравнению с ценой одного его портрета. Все дубликаты документов, в том числе мое заявление с согласием разделить украшения поровну, комендант передала Шилову.
Его реакция на такой мой поступок была достаточно своеобразной. Воспользовавшись моим отсутствием, он врезал в нашу квартиру, где я прописана и являюсь такой же собственницей, как он, новый замок. Так я оказалась бездомной. Осталась на улице без личных вещей, лекарств и документов. Кроме плаща, берета и зимних сапог, у меня до сих пор ничего нет.
А через несколько дней в квартиру моей дочери, у которой я вынуждена была поселиться, пришли сотрудники уголовного розыска и начали допрос. Потом по тому же заявлению Шилова о том, что я и Элина его обокрали, нас всех допрашивали в отделении милиции. Чуть ли не каждый вечер звонили, требовали вернуть украшения. Я не выдержала, мне стало так плохо, что 11 апреля я снова попала в одну из больниц. А за Элиной с мужем в это время устроили настоящую охоту.
– Элина, расскажите об этом беззаконии.
– 12 апреля около десяти вечера (!) ко мне в квартиру пришли сотрудники уголовного розыска Центрального округа, – рассказывает Элина Данилина. – Проводили перекрестный допрос, угрожали, запугивали, обещали `разобраться` с моим мужем, просили повлиять на маму, чтобы она, наконец, отдала свои украшения Шилову. Вели себя со мной, как с подследственной – кричали, шантажировали, оказывали психологическое давление.
Утром я пошла в свое отделение милиции и все рассказала участковому. Больше домой мы с мужем не вернулись. Жили у родственников, знакомых… Восемнадцать дней! Все это время у моей двери в квартиру стоял пост, телефонные разговоры прослушивались.
Но поскольку я не появлялась, сотрудники угро взялись за маму. Ходили к ней каждый день. А она лежала накаченная антидепрессантами, под капельницей, глаз открыть не могла. Что с такого человека взять? А они ее допрашивали! Извинялись, правда, но говорили – мол, приказ Рушайло…
– Наверное, оперативники просто знали, что рано или поздно вы придете в больницу…
– А так и случилось. 19 апреля я пришла, а в коридоре – сотрудники угро. Ну, я пригласила одного из них, Ваняшкина, к маме в палату. `Только покурю`, – ответил тот. Курил часа два. И тогда мы поняли, что они кого-то ждут. Может быть, Шилова? Тут по территории больницы разъездились машины. Появились еще какие-то люди – я их видела из окна. Создавалось впечатление, что они всю территорию обложили. Видно, что-то затевали. И тогда до меня дошло – они ждут меня, чтобы захватить подальше от глаз врачей и больных и таким образом воздействовать на маму! А уже девятый час вечера. Я принимаю решение бежать через окно. Больные мне помогают, и я благополучно достигаю калитки. Но там тоже заслон. Как его миновать? Я возвращаюсь – опять тем же путем.
А оперативники уже рвутся в отделение. Охрана больницы их останавливает и выдворяет за дверь. Я ночую у мамы в палате, встаю в пять утра, а они уже на посту. Опять не могу уйти… Поближе к полудню приходит Ваняшкин из угро Центрального округа и объявляет, что против мамы Шилов возбудил уголовное дело по факту кражи украшений, `причинив ему этим значительный материальный ущерб`! И тогда я спрашиваю: `Почему на меня организована облава?` `Мы вас просто охраняем`, – отвечает он. Интересно, от кого, подумала я тогда, от себя, наверное…
Но уходить-то из клиники как-то надо. И я прошу одного из врачей
https://www.sovsekretno.ru/magazines/article/553
Уход с телевидения
В 90-е годы Анне становилось все сложнее оставаться на плаву и удерживать внимание зрителей. Ведь места «ветеранов» телевидения занимали молодые кумиры страны. Место Анны Николаевны не стало исключением. На представленном в статье фото Анна Шилова слева.
Руководство Центрального телевидения посчитало, что Шилова достаточно побыла в кадре и ее возраст подразумевает уход на пенсию. И она ушла. Как всегда, гордая и скромная.
Слава
Работа на телевидении и особенно в «Голубом огоньке» привела к тому, что Анна Шилова стала звездной союзного масштаба. Ее повсюду узнавали, она получала мешки писем от поклонников и простых людей. Ее слава была просто невероятной, ее узнавали даже просто по голосу. Поэтому она не могла себе позволить выйти из дома, например, в спортивном костюме и без макияжа. Образ звезды обязывал ее поддерживать свой стиль и в обычной жизни. При этом Анна Николаевна была очень скромным человеком в жизни, она волновалась перед каждым выходом в эфир, дружила со многими коллегами.
Сложная жизнь после славы
После ухода с телевидения Анна Шилова стала рядовой пенсионеркой. Ушли и небывалая слава, и богатства, и комфортная жизнь. На смену всего этого пришли трудные времена 90-х годов и жизнь в маленькой однокомнатной квартире вместе с сыном алкоголиком.
После ее смерти журналисты попытались узнать у ее бывших коллег-дикторов, почему это вышло? Ведь популярный диктор, отдавший большую часть жизни телевидению, просто не мог проживать в таких условиях. На что ее главный коллега по цеху Игорь Кириллов ответил: «Все дело в скромности Ани, она могла бы иметь хоть пятикомнатную жилплощадь, да вот просить не умела». И это была правда. Просить Анна Шилова действительно не только не умела, но и считала ниже своего достоинства.
Поэтому, не будучи москвичкой, полученной однокомнатной квартире была очень рада. Тогда Анна и подумать не могла, что в 90-х годах она лишится работы, а значит, материального благополучия, а сын превратится в обузу, став алкоголиком.
Болезнь Анны
Денег катастрофически не хватало, а жизнь в однушке с пьяницей-сыном казалась адом. В конце 90-х, когда страна начала восстанавливаться, у Анны случилось другое несчастье. Анне Шиловой поставили диагноз — рак. Прогнозы врачей были отнюдь неутешительными. Помощи было ждать неоткуда. Несколько лет борьбы с этой страшной болезнью совсем подкосили обессиленную звезду советского экрана и любимицу публики. В 2001 году она легла на очередное лечение в больницу и больше оттуда не вышла. Умерла 7 декабря. Ей было 74 года.
Похороны диктора Шиловой
Проводить одного из лучших дикторов за всю историю телевидения пришли преимущественно ее коллеги по цеху. Игорь Кириллов взял на себя часть организации похорон. Красивый гроб с Анной, за который он заплатил, ставший данью памяти их совместной работе и почти 40-летней жизни на экране, был опущен в яму при лучших дикторах СССР. И лишь на похоронах Анны одна из ее приятельниц рассказала журналисту, присутствующему на месте, что это сын Алексей убил Анну. По ее словам, пьяница-сын незадолго до смерти избил мать. Возможно, не справившись с многочисленными стрессами и переживаниями за сына, Анна ушла в мир иной.
В памяти взрослых телезрителей, заставших Анну Шилову на экране, она навсегда осталась той самой «Анечкой» с большими голубыми и чистыми глазами.
